[7]          к  ст. 169.

    У Жуковского    « ... с  царем  Агамемноном ... »

"Царем" -  его добавка  за счет  пропуска   "божественным"   или   "светлым".

[8]           к   cт.     175   и   сл.

                     «Царский мой сад сохранился  ли  им ?  Иль  другой  уж  на место

                         Избран мое?  … »

« Царский »  —  обычная  для Жуковского добавка ;

древне-греческое  слово   {γέρας} (герас),   переведенное   Жуковским    «сан»,     лучше   передать  словом    « дар »   почетный,   который составляли    лучший  земельный   участок,  почетное  место на пирах   с  лучшими кусками мяса   и  полными кубками,  как  это  видно  по речи  одного  из  басилеев  Сарпедона  (Ил. XII, 310 и сл.).

[9]          к   ст.   184   и   сл.

                 «Царский твой сан никому  от народа  не  отдан ;  бесспорно

                     Дома   своим  Телемах  достояньем  владеет,  пирами

                    Всех угощает, как то облеченному саном  высоким

                   Следует;  все и его угощают ... »

«Царский»    опять    прибавлено   Жуковским.  

Но здесь у него  много и  других отступлений  для оправдания того,  что « герас » (184)  нужно понимать как   « сан » (царский). 

По  подлиннику   это слово обозначает   то же, что в  185 стихе  {τέμενος} «теменос»,   т. е. —  отрезок, участок земельный.  Говорится, что никто не владеет Одиссеевым уделом,   но Телемах   спокойно владеет участком  и  пирует  (сидит)  на  пирах  прекрасных  (собственно,  на таких, где все получают равные порции),  как  подобает заботиться  о них  судье,   ибо   все   его   приглашают.   

Из   coпоставления    подлинника   с   текстом   Жуковского   легко   усмотреть   переработку  на монархический лад.

[10]          к   ст.    276. 

     «Гибельно  царствовать»   —  первое  слово   Жуковский  добавил,  второе  взял  вместо  «управлять».

[11]          к ст.    300.

      Кастор  и  Полидевк  (римское  название  второго - Поллукс),  сыновья Тиндарея и Леды,  называются еще   Диоскурами,  т.е. сыновьями Зевса (Дия), так как действительным их отцом  считался  Зевс (как и Елены),

а Тиндарей — лишь номинальным.

      Кастор был  смертный,   Полидевк -  бессмертный.   Диоскуры — пример братской дружбы. 

Когда  Кастор  был убит,  Зевс  исполнил просьбу Полидевка, согласно которой  оба  брата  по очереди 

ежедневно   менялись местами:  один на Олимпе среди  бессмертных  богов,   другой  в  Аиде  среди теней умерших.

       От одной из поэм троянского  цикла  «Киприи»  сохранилось  несколько небольших  отрывков,  в двух из которых  говорится о  Диоскурах :

     1.  « Кастор  смертный,   и смерть  ему  назначена  в  участь.

           Брат его Полидевк, Аресов питомец, бессмертен.» 

     2.   «... Линкей же поспешно

           Стал на Тайгет  подниматься,  на  быстрые  ноги  надеясь :

           Встав на вершине его,  осматривать  стал  он  весь  остров

           Тантала, сына Пелопса,  и  острыми скоро глазами

             Этот  герой  много-славный  в дуплистом дубе  увидел

           Конника   Кастора  и  победителя игр  Полидевка. »

     В сохранившемся (у Прокла)  рассказе  содержания  «Киприй»  говорится,  между прочим,  следующее:  «между  тем   Кастор  и   Полидевк  были  пойманы  на краже коров  Ида и Линкея.   И  Кастор  был  изрублен  (убит)  Идом,  а  Линкей  и  Ид  -  Полидевком,  а  Зевс  дарует  им   (Кастору и Полидевку) попеременное бессмертие".

      Диоскуры  в  Троянской  войне  уже  не участвовали,   но раньше принимали  участие  в  Калидонской  охоте    и  в  походе   Аргонавтов.

      Созвездие  «Близнецы»  получило  название  в   честь   Диоскуров.

[12]           к  ст.  346. 

     У Жуковского  -  «царь  Алкиной». 

Первое слово добавлено  (и  {в} 378 {стихе у Жуковского}).  

{У Гомера же в подлиннике} в  355-м   стихе   Алкиной  назван  крейоном  ({κρείων –повелитель; в данном случае используется вокатив ‘κρειον’} властителем), у Жуковского  «царем». 

В  363-м  стихе  стоит  «Одиссей»,   у   Жуковского - «царь Одиссей».

Добавочно  назван  царем  Менелай  ({у Жуковского в} 460 {стихе}).

[13]          к  ст.  366.

     «Ложь  рассевая  в  нелепых  рассказах  о  виденном  ими».      {Жуковский}.

Жуковский  утверждает,  что  обманщики   рассказывают   о том, что видели,  

  а  {т.е. -  в то время, как }    Гомер  говорит,  что  обманщики  рассказывают о том,  чего   не видели.

[14]           к ст.  385-386.

   Здесь  Жуковский   назвал    Персефону    ‘царицей  ада’ ,   хотя   ни в  Илиаде,   ни в  Одиссее   никогда    не   именуются    басилеями   боги  и   богини.

[15]  к   ст.   397.

     «Сын    Атреев,   владыка   людей,  государь    Агамемнон».   {Жуковский}.

«Государь» -  добавка  Жуковского  за  счет  пропуска  «славнейший».   

Добавка  и  «царь Агамемнон»   в 440-м   и   в  463-м  стихе.

[16]        к ст. 398.       

     Кера - богиня смерти, злой судьбы и сама зло, самое большое  несчастье,  т.е. смерть.

Кера   (или Керы)   отличается от  Мойры и Айсы   тем,  что приносит только зло.

У Жуковского  Кера здесь заменена Паркой,  т.е. позднейшим римским  именованием  судьбы-предназначения.

[17]           к ст.    420.

     «Все  на  полу   мы,   дымящемся   нашею    кровью,    лежали».

«Дымящемся» — добавка   Жуковского.   

     Такого же  характера   развертывания,  усиления  -  украшения  Гомера, добавки и изменения  {придумывает Жуковский}  и дальше, например :

«нож вонзала»  (422), 

«равнодушной и хладную» (424),

«тусклых» и «мертвеющих» (426),

«богами ей данному» (430);

«кровавым убийством» (432)    и многие другие.

[18]         к ст. 471 и др.

     Отрывок этой песни переведен также известным знатоком  античного мира вообще, Гомера в частности, Ф. Ф. Зелинским.  Он перевел  (см.  его «Древне-греческую литературу эпохи независимости»,

Часть II — Образцы,  издательство «Огни»,  Петроград, 1920 г.)  471-540  (стихи  с пропуском 498-503, 517-522, 525),  т. е. 57 стихов.    Всего же   им переведено   около 1000 гекзаметров   из разных песен  Илиады и Одиссеи.

В переводах Зелинского определенная установка на 17-ти сложный гекзаметр,  т. н. «строгий»,  который, однако, совершенно  не соответствует гомеровскому.   Эта строгость является отчасти   причиной того,  что у Зелинского больше вольностей и отступлений по содержанию, чем у других переводчиков,   и, пожалуй, чаще, чем у других, встречаются двусложные слова, поставленные в безударное положение;    например, в отрывке в 57 стихов XI-ой песни в безударном положении встречаются  слова 

«среди» -  три раза, 

«ему» и  «его» -  по два раза  (« ... в ответ ему слово ...»),

«тебе» и  «они»  - по  одному разу ...     («о нем тебе всю я поведаю  правду»). 

    «Слава тебе, Одиссей,  многохитростный  отпрыск  Лаэрта!

    Этого подвига ты  никогда  превзойти не  сумеешь» (473-474), 

т. е. спуска в Аид.    Первые два  слова  ничем  не оправданы;  они даны за счет пропуска «Зевса  питомец»,  а также для оправдания  следующей строчки  переводчика о славном подвиге  Одиссея - о спуске в Аид ;   но Гомер говорит здесь, устами Ахиллеса, другое :   он выражает удивление дерзновенному и опасному поступку Одиссея.

   Подлинный характер этого места извращен Зелинским.

[19]          к  ст. 488  и сл.

     «Не заговаривай мне,  Одиссей, сокрушенья о смерти».   

Это - неудачный стих Зелинского   по выбору слов   и   по всей конструкции,   не говоря уже о том,  что совсем не соответствует     тексту    Гомера,    который   много лучше  передан  Жуковским :

        « О  Одиссей,  утешения  в смерти  мне дать  не надейся ».

Продолжение  знаменитого   ответа Ахиллеса передано  Зелинским  так :

      « О, если б  мог  батраком  я работать   на мужа  чужого,      

         Скудной  владельца земли,   разделяя   живот  его   жалкий!

          Слаще  б то было,  чем царствовать  здесь  среди  душ  преисподней».

Приходится признать,  что и продолжение  ответа  Ахиллеса  дано  Жуковским,   не знавшим   греческого   языка,   несколько  лучше,  чем  профессором Зелинским,  большим знатоком в области античных  языков  и  античной  литературы: 

           «Лучше  б хотел я  живой  как  поденщик,  работая  в поле,     

           Службой у  бедного пахаря  хлеб  добывать свой  насущный, 

           Нежели здесь  над  бездушными  мертвыми  царствовать мертвый ».  {Жуковский}  

Здесь Жуковский  добавил  «насущный»   по  своей склонности  к  охристианиванию   («хлеб    наш  насущный  даждь  нам  днесь» -  из известной молитвы),    

и,  что  в особенности неудачно,  «над бездушными  мертвыми »,  так  как    у  мертвых    именно    душа    только    и    оставалась.   

     Слово   «анассейн»   (править,  главенствовать,   владычествовать)   передано   одинаково    обоими  «царствовать ».   

Основное  в  ответе  Ахиллеса :   «лучше быть последним среди живых, чем первым среди мертвых»,  т. е.  жизнелюбие   Ахиллеса   и   вообще   гомеровских  греков,   получилось  у  обоих переводчиков   недостаточно  выпуклым.

[20]     {   к  ст.    491

         Представляется,   что из желания  убрать везде  ‘царя’,   Шуйский   допустил    в  этом  стихе   и   некоторую  растянутость ,      и  исключил  вполне уместное   (вместо   ‘быть здесь самым главным’)  -  простое  ‘царствовать   (или  ‘властвовать’ )   здесь’        ( ‘аннасейн’  - от ‘ανάσσω’- ‘повелевать’;   как сказано уже в предыдущем  комментарии)        }.

[21]         к    ст.   496.

        « Или его притесняют вельможи Эллады  и   Фтии ».

«Вельможи »  —   весьма неудачная добавка Зелинского.

[22]         к    ст.   506    и    сл.

          « Неоптолема   же   жизнь,  твоего  незабвенного  сына,

           Ведома мне,   и  о  нем   тебе   всю   я  поведаю  правду :

               Сам  ведь  привез я его в корабле, величавоплывущем ».  

  Здесь обычное     «милый сын»    Зелинский  заменил   «незабвенным» ,    добавил  «ведома мне »,    а    «кривой  соразмерный  корабль »    заменил    «величаво-плывущим».

[23]         к   ст.    527.

     «С  ликов  ... »  (слезы  стирали )   -   добавка  Зелинского,    как  и у  Жуковского  добавлено  « с  ланит ».

[24]          к  ст.  537.

      «Косит  ведь  всех  вперемежку  Аресов  булат  безрассудный»

 -  так  переводит  Зелинский,    вместо   «без разбора  в битве  явился  Арес».

[25]             к   ст.  538.

        «Так  я  сказал,  и  душа  многославного  витязя ...» (Зелинский.)

   Вряд ли можно  признать  удачным  именование    ‘витязем’    гомеровского  героя  -   «быстроногого  внука  Эака » ,   т.е.  Ахиллеса.

[26]            к   ст.       552.  

        «Голос  возвысив,  ему я сказал  миротворное слово ». 

Жуковский  часто применяет    «голос   возвысив»    в  тех  случаях,    когда  у  Гомера  стоит   {простое}  « к нему обратившись».

[27]           к   ст.   577   и    сл.

               «Девять  заняв  десятин   под огромное  тело,  недвижим

                 Там он лежал ;   по бокам  же  сидели  два  коршуна,  рвали

                 Печень его  и  терзали когтями  утробу.  И  руки

                 Тщетно  на них подымал  он ... »              {Жуковский}.

   Титий  был   великан,  заня{sive -има-}вший  своим  телом   огромную  площадь,  но  не  в    9  десятин {десятина ~ 1,05 гектара},   а  в   9  пелетров.

Вспомним,   что   сам  Арес,  раненый  Афиной,   покрыл своим  телом  7  пелетров  (Илиада, XXI, 407).

    Пелетр же  -  мера  в   10  приблизительно раз  меньшая, чем  десятина  {т.е.   1 пелетр  ~ 1 сотка}.

    Следовательно,  Титий   заня{-има-}л   своим  телом  пространство,  равное  одному  гектару {то есть равное   1  десятине } .

        Титий   лежал,   по утверждению Жуковского,  «недвижим»,   и  все-таки  он   «подымал руки»   на  коршунов,  хотя и  «тщетно». 

  У   Гомера  же сказано,  что    он  лежал    («недвижим» — добавка  Жуковского)  и  руками   не  защищался,  {и} не  отгонял  коршунов.

[28]     {   к стихам  589-590.

                  Данный  перечень  позволяет  нам  наблюдать,  какие  садовые  культуры   возделывались   в  гомеровское  время,   как  мы уже отмечали  ранее.    }

[29]          к   ст.    610    и    сл.

                  « ...  златолитым   ремнем, на  котором с  чудесным искусством

                     Львы грозноокие,  дикие  вепри,  лесные  медведи,

                     Битвы,  убийства,  людей истребленье   изваяны  были ».

    Здесь в тексте Жуковского вызывает сомнение   слово  «изваяны».

Речь   идет  о  ремне,  украшенном   золотыми  фигурами зверей и  картинами  битв.

[30]         к   ст.  623   и   сл.

              " ... отсюда был пса троеглавого  должен                     

                 Я увести ;   уповал он,  что будет мне труд не по силам."   {Жуковский}.

В действительности же   Геракл утверждает, что  никогда  он  (Эвристей,  которому  был подчинен  Геракл)  не мог придумать более трудного подвига,

чем этот  (увод из Аида  пса).

   "Троеглавого"  в 623-м  стихе -  добавка  Жуковского.