Правит народом тафийцев, искуснейших плавать по морю.
420. Так отвечал Телемах, божество хоть почувствовал в госте.
Пляской теперь женихи услаждались и песнею, в душу
Страсти вливавшей, до поздней поры оставаясь в палате.
Сумрак спустился вечерний, пока женихи услаждались;
Спать захотев, лишь тогда по домам разошлись поневоле.
425. Скоро пошел Телемах, где себе во дворе, на прекрасном
Месте, отвсюду открытом, высокую спальню построил;
К ложу здесь подошел, в душе размышляя о многом.
Следом вошла Эвриклея, несущая факел горящий,
Дочь Пейсинорида Опса, усердно искусная няня.
430. Некогда двадцать волов Лаэрт заплатил за рабыню,
В годы, когда молодою cовсем была Эвриклея,
В доме ее уважал наравне с женой, но ни разу
С ней не смешался на ложе, чтоб гнева супруги не вызвать.
Факел горящий она принесла: Телемаха любила
435. Больше всего, ибо грудью вскормила, когда был младенцем.
Няня раскрыла дверь прекрасно построенной спальни.
Мягкий хитон он снял, на постели сидя, на руки
Бросил умной няне своей; Эвриклея сложила
Очень ловко хитон, повесив на гвоздь деревянный,
440. Воткнутый возле кровати его, обструганной гладко;
Тотчас покинула спальню; кольцом серебряным после
Дверь притянув, ремнем укрепила задвижку дверную.
В спальне закрытой всю ночь, одеялом укрывшись овечьим,
444. Думал он о пути, какой указала Афина. [12]
-------------------------------------------------------------------------------
NB.
Добавления редактора электронной версии к комментариям Шуйского заключены в фигурные скобки : { } .
[1] Дословный перевод этого стиха - «О муже мне расскажи, муза, многохитром, который очень много». Самым существенным недостатком предлагаемого перевода является то, что "о муже" стоит не на первом месте, как в подлиннике, тогда как "муж многохитрый" - тема Одиссеи, как "гнев Ахиллеса" - тема Илиады.
То, что «очень много» перенесено в переводе во второй стих, да еще со снятием «очень», и то, что семнадцатисложвый гексаметр подлинника передан шестнадцатисложным (и без соблюдения цезуры), можно признать сравнительно небольшим недостатком. Не мог избежать существенного недостатка и Жуковский ("муза, скажи мне о том многоопытном муже, который").
Немецкие переводчики тоже не могли начать с "мужа", { и } начали словом "скажи" (Фосс-Sage) и "поведай" (Эренталь-Кundе). Лишь украиский переводчик (Белецкий) ("Мужа менi осiвай ти бувалого й хитрого, Музо"), правильно начал с "мужа", но, вследствие этого, допустил еще большую неправильность сравнительно с другими переводчиками, поставив „оспiвай" вместо „расскажи".
Обращение к музам, встречающееся несколько раз в обеих поэмах Гомера, всегда сочетается со словом «расскажи», кроме 1-го стиха первой песни Илиады, где поэт называет музу богиней и просит ее — «воспой». Сохранить это различие в неприкосновенности обязан каждый переводчик во что бы ни стало, даже за счет каких-либо других неточностей, если их нельзя избежать при соблюдении основного, иначе (как в данном случае в украинском переводе) может получиться искажение историко-культурного характера. «Воспой» только в начале 1-ой песни Илиады может быть объяснено тем, что 1-я песнь Илиады считается древнейшей не только сравнительно с Одиссеей, но и с другими песнями Илиады, и это единственное «воспой» является как бы невольным воспоминанием поэта о тех временах, когда аэды действительно «пели» о подвигах героев.(Ил. IX-189, Од. 1-325, VIII-73 и др.)
[2] Гелиос - бог солнца, сын Гипериона, одного из титанов, брат Селены (Луны) и Эос (утренней Зари). Гиперионом именуется не только отец, но и его сын, т.е. Гелиос, как в данном стихе (Гелиос Гиперион, вместо - Гелиос Гиперионид).
Гиперион значит ‘сверху сущий’, {вот} почему Жуковский переводит этот стих так : "Съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога."
Вслед за ним и украинский переводчик говорит : " Бо повбивали би iв Гелiоса, що ходить над нами".
[3] Атлант - один из титанов, отец нимфы Калипсо и нимфы Майи, матери Гермеса.
Функции Атланта рассказаны здесь же, в 52-54 стихах.
Место, где Атлант поддерживает на своих плечах столбы, соединяющие небо и землю, приурочивается к горе Атласу в Африке, на берегу Атлантического океана, близ Геркулесовых Столбов, т. е. Гибралтарского пролива.
Атлантический океан - непереносный, неодолимый, невозможный для плавания - как говорит об этом самое слово { 'α-τλητος' - не-выносимый }.
[4] Гомеровский образ слова (повторяющийся довольно часто в Илиаде и Одиссее), проскакивающего через ограду зубов, считался в 18 и 19 вв. грубым и в переводах давался в смягченном, приглаженном виде. В данном случае Жуковский шел вслед за Фоссом (1781), который именно так передавал этот образ. Однако уже Эренталь (в 1868 г.) отверг такую передачу и несколько приблизился к Гомеру, говоря: "слово отлетело у тебя из ворот рта" ("entfohl dir der Pforte des Mundes"). В старом латинском переводе (прозаическом) сказано "вырвалось через ограду зубов" («excidit septo dentium»).
[5] " ... где запираемы в прежнее время
Копья царя Одиссея, в бедах постоянного, были".
Здесь Жуковский от себя добавил "царя", как это часто у него встречается.
В 178 и в 414 стихах у него стоит "царя Анхиала" (вместо "Анхиалия доблесного").
В 256-м стихе, как и в 351-м, у него опять Одиссей добавочно назван царем.
В 331-м стихе Пенелопа – Царица.
В действительности у Гомера в 1-ой песне слово "басилей" имеется в 386-м и 394-м стихах; в первом из них женихи высказывают опасение, как бы Зевс не сделал Телемаха басилеем; во втором Телемах утверждает, что на Итаке много других басилеев, молодых и старых.
Кроме того, в этой песне два раза встречается глагол этого корня (басилействовать, быть басилеем), но не в отношении Одиссея, который в первой песне никогда так не именуется, а во всей Одиссее лишь один раз (XVI-335).
Кроме того, Жуковский в 41 стихе назвал Ореста от себя наследником.
[6] « Ему снова в ответ сказал Телемах рассудительный : «я тебе, гость, совершенно откровенно расскажу» ».
Этому месту у Жуковского, с отставанием на четыре стиха, соответствуют следующие строчки : "Добрый мой гость, — отвечал рассудительный cын Одиссев,
Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать».
У Гомера обычно в стихе, предшествующем прямой речи героя, указывается, кто и кому говорит.
Жуковский не соблюдает этого и в одной и той же строчке даёт начало прямой речи и объяснение, кто говорит. Этим он достиг в отрезке 45-152 экономии в четыре стиха.
[7] У Жуковского с отставанием на 4 стиха - " Холм гробовой" и "безгробный" (242), Подчеркнутое добавлено чрезвычайно неудачно, так как трупы умерших, по Гомеру, сжигались на костре, гробов не было. «Холм гробовой» повторяется и в 287-м стихе.
[8] Осса - молва, слух, иногда персонифицируется, как вестница Зевса (см. Илиада II-93 и Одиссея ХХIV-413), непроизвольно и таинственно (непонятно), вдруг возникающий слух, быстро и широко распространяющийся.
[9] Эгист, сын Фиеста, Атреева брата, убийца своего двоюродного брата Агамемнона (в союзе с женой Агамемнона Клитемнестрой). Сын Агамемнона Орест, вместе со своей сестрой Электрой (по Гомеру - Лаодикой - см. Илиада IX-145 и 287) явился мстителем за отца. Подробности смерти Агамемнона в Одиссее XI, 387- 467, а также в нескольких местах IV-ой песни Одиссеи и в XXIV песне Одиссеи.
Посрамление неверной жены - Одиссея XI, 423-434 и противопоставление Пенелопы и Клитемнестры — XXIV, 192-202, то и другое в словах тени Агамемнона.
Об убийстве Агамемнона и о мести Эгисту говорится и в поэме троянского цикла «Носты» («Возвращения»), от которой не осталось ни одной строчки, но сохранился краткий пересказ содержания. Более подробно о том же в трилогии Эсхила «Оpecтeя» и в отдельных трагедиях {:} "Электра" Софокла и «Орест» Эврипида.
[10] Имеется в виду отверстие для дыма от очага, находящееся вверху (на крыше). Жуковский пропустил это "отверстие", как, впрочем, и немецкий переводчик Эреиталь (1868), хотя старейший немецкий переводчик Фосс (1781 г.) перевел это место точно.
[11] «Как же ты хочешь певцу запретить в удовольствие наше
Тo воспевать, что в его пробуждается сердце? Виновен
В том не певец, а виновен Зевес, посылающий свыше
Людям высокого духа по воле своей вдохновенье."
У Жуковского - это 342 и след. стихи. То, что в подлиннике говорится не о сердце, а о мыслях певца, о его настроении, нисколько не мешает признать эту часть приводимого текста Жуковского прекрасной. Но далеко нельзя сказать того же о дальнейшем. «Люди высокого духа» это, скорее, - «работающие с напряжением ради пропитания (хлеба)» или, еще проще, - «едящие хлеб».
«Вдохновение» и «свыше» - обычные для Жуковского добавки, которые, вместе с «людьми высокого духа», дают представление о романтическом поэте, близком Жуковскому, но чуждом Гомеру.
[12] В переводе Жуковского всего 440 стихов.
Нужно сказать, что он ни одного стиха не пропустил, но делал пропуски отдельных слов, не соблюдал обычных в поэмах Гомера формул указаний, кто и кому говорит, в отдельном стихе, предшествующем началу речи, которая всегда начинается с нового стиха.
Разнобой числовой (строчек, стихов) начинается с 45-го стиха, где у Гомера начало речи Афины.
У Жуковского же в начало этого стиха перенесено "Зевсу сказал", т.е. из предыдущего стиха, и только после этих двух слов дается начало речи Афины. На протяжении следующих ста с небольшим стихов Жуковский экономил в некоторых из них по слову, по два, и у него Гомеровский 156-й стих уже фигурирует как 152-й.
Дальше, до самого конца первой песни, он идет с равным отставанием на 4 стиха, поэтому и получается в итоге 440 стихов вместо 444-х.
Во всех остальных песнях число стихов его перевода совпадает с подлинником.