…nbsp;                К ним Амфином обратился с такими словами и молвил:

245.        «Нам, о друзья, не будет удачи в намереньи этом;

                 Нам не убить Телемаха;  не лучше ли вспомнить о пире?»

                     Так Амфином им сказал, и с этим они согласились.

                  В дом придя Одиссея, подобного светлому богу,

              Сняли они плащи и сложили на стулья и кресла, [28]

250.       Жирных коз и громадных баранов зарезали сами,

              Тучных свиней-кабанов закололи, корову из стада;  [29]

               Внутренность после пожарив, её меж собой разделили,

            В чашах смешали вино;  свинопас же кубки им подал;

            Хлеб разложил для них в прекрасных корзинах Филотий;

255.     Налил по кубкам вино женихам за столами Мелантий.

            Руки затем протянули они к приготовленной пище.

                Хитрость замыслив тогда,  Телемах посадил Одиссея

                 Возле порога из камня в палате, построенной крепко,

             Стул безобразный  и стол небольшой приказав там поставить.

260.     Внутренность подал ему  и вином темно-красным наполнил

            Кубок ему золотой   и со словом к нему обратился:

              «Здесь теперь сиди, распивая вино с женихами;

            Буду я сам отражать обиды от них и насилья,

            Ибо этот дом не общественный вовсе, но частный,  [30]

265.     Собственный дом Одиссея,  ко мне  от него перешедший.

               Вы, женихи, от насилий  и  брани  душу  сдержите,

            Чтобы  у нас не возникло вражды никакой между нами».

                   Так он сказал, и они искусали все губы зубами,

            Смелым словам Телемаха внимая с большим удивленьем. [31]

270.        К ним затем Антиной, сын Эвпетия,  так обратился:

            «Речь Телемaxa, ахейцы, придется принять, как ни трудно:

            Слишком хвастливое слово сказал он теперь нам с угрозой.

                Зевс Кронион  того не дозволил,  иначе  его мы

             В доме могли бы заставить молчать,  хоть и звонкий оратор».

275.           Так Антиной объяснил.   Телемах без вниманья оставил.

                   В городе вестники жертвы святые богам приносили,

              Густоволосые дети ахейцев уже собирались

              В роще тенистой священной разящего вдаль Аполлона. [32]

                    Верхнее мясо прожарив,  его от огня удалили

280.     И, разделив на куски,  женихи  угощались на пире.

            Те, что служили на пире,  кусок поднесли Одиссею,

             Равный с ними кусок,  ибо так  Телемах приказал им,

             Милый сын Одиссея, подобного светлому богу.

                   Тою порой разожгла женихов дерзновенных Афина

285.      Снова насилья творить, чтобы больше еще распалилось

              Горечью сердце в груди Одиссея, сына Лаэрта.

               Был среди женихов человек надменный по виду,

              Имя носивший Ктесиппа, на Саме владеющий домом.

              Он, на свое полагаясь большое богатство,  давно уж

290.       Сватал жену Одиссея, который отсутствовал где-то.

               Именно он к женихам обратился надменным и молвил:

               «Выслушать вас я прощу, женихи знаменитые;  дайте

               Слово сказать:   этот гость  угощения,  как подобает,

               Равную часть получил,  потому что гостей Телемаха,

295.        Всех, кто ни прибыл к нему, неприлично лишать угощенья.

               Ну же, и я наделю угощеньем его, чтобы сам он

              Банщику дал иль другому, кому пожелает, из прочих

              Тex, что служат в дому Одиссея, подобного богу».

                 Кончив, швырнул он рукою могучею  ногу коровью,

300.       Взяв из корзины её.  Но успел Одиссей отклониться,

               Быстро голову набок нагнул  и  в душе усмехнулся   [33]

              Злобно.   Попала нога по стене крепкозданного дома.

                  С бранной речью тогда Телемах обратился к Ктесиппу:

              « Счастье твое,  что ты в гостя, Ктесипп, не попал, потому что

305.        Сам отклонился он от удара: от смерти ты спасся.

               Я бы, иначе,  тебя ударил копьем заостренным, -

               Вынужден был бы отец твой тебе погребенье готовить,

               Вместо свадьбы.  Бесчинств никому не позволю я в доме,

             Ибо я все понимаю уже  и достаточно знаю,

310.      Что хорошо и что плохо,  а прежде я был неразумен.

             Все же приходится мне выносить и мириться,  когда я

              Вижу, что режут баранов и коз, и вино распивают,

             Пищу едят:  одному тяжело выступать против многих.

             Ну же, не делайте больше плохого  и зла не творите!

315.      Если б меня самого убить вознамерились медью,

             Я предпочел бы смерть, ибо лучше убитому быть мне,

             Чем постоянно такие бесчинные видеть поступки, 

              Видеть, как женихи почтенных гостей обижают,

              Как со служанками скверно обходятся в доме  прекрасном». [34]

320.          Так он сказал, и они все притихли в молчании полном.

              Долгое время спустя Агелай, сын Дамастора, молвил:

              «О друзья, пусть никто не свирепствует, не нападает

               Словом вражды на него,  ибо он говорил справедливо.

              Здесь не ругайте совсем, чужака ли какого,  своих ли

325.       Даже рабов никого,  живущих в дому Одиссея. 

              Дружески я скажу Телемаху и матери слово,

             Может быть,  им по душе окажется это обоим. [35]

             Сердце пока  в груди надежду питало на то, что

              В дом свой вернется еще Одиссей многоумный, до тех пор

330.       Мы не могли возмущаться, что ждете его возвращенья,

               Медлите с нами в дому,  потому что было бы лучше,

             Если бы прибыл опять Одиссей  и в свой дом возвратился.

            Ясно однако теперь, что назад не вернется он больше.

               Ну же, ты матери милой теперь посоветуй, придя к ней,

335.       Замуж идти за того, кто знатнее,  кто больше заплатит;

               Будешь вполне тогда всем отцовским добром наслаждаться,

               Есть и пить,  а она пусть хозяйствует в доме другого».

                  Так на это ему Телемах разумный  ответил:

             «Зевсом клянусь, Агелай,  и страданьем  отца дорогого

340.      - Где-то вдали от Итаки скитается или погиб он - :

             Я не удерживал мать от замужества, но побуждаю

             Замуж идти,  за кого пожелает, и выдам подарки.

                Если ж она не желает, ее принудительным словом 

               Стыдно мне из дому гнать,  да такого и бог не исполнит». [36]

345.            Так объяснил Телемах.   В женихах же Паллада Афина               

              Неумолкаемый смех возбудила, лишила ума их:

              Будто они уже челюстями чужими смеялись,  [37]

              Мясо, залитое кровью, кусали, полными стали

              Слез их глаза:  в душе предвидели смертную участь.  [38]

350.             К ним обратился тогда Феоклимен, подобный бессмертным:

               «Жалкие!  Как вы такую беду переносите?  Лица,  [39]

               Головы ваши  и  ноги  внизу  покрываются  мраком;

              Слышу я вопли,  слезами у вас оросилися щеки,

              Кровью забрызганы стены и балки прекрасного дома;

355.         Тени умерших, в Эреб направляясь, заполнили сени

              Эти и двор совершенно,   а солнце на небе высоком

              Вовсе исчезло,   и всюду зловещий туман распростерся!

                     Кончил,  и весело все над словами его рассмеялись.

                    К ним Эвримах Полибид обратился с такими словами:

360.      «Странник, недавно прибывший откуда-то,  глупо сказал нам.

                 Юноши,  ну же, его мы из комнаты вышвырнем в двери,

               Чтобы на площадь пошел,  ибо в комнате ночь он увидел!»

                    Так боговидный ему Феоклимен ответил на это:

              «Дать, Эвримах, провожатых никак не могу допустить я:  [40

365.        Есть у меня и глаза ведь, и уши,  имею я ноги

                Обе   и разум в груди, совершенно не поврежденный.

               Сам я за двери уйду.  Приближается к вам,  я уверен,

                Гибель;  спастись от нее женихам никому не удастся,   [41]

                 Ибо вы в дому Одиссея, подобного богу,

370.          Гостя поносите так,  замышляете зло Телемаху!»

                      Так сказал он  и  вышел затем из прекрасного дома,

               Прямо к Пирею пошел  и  приветливо принят был в доме.

                     После того женихи все, один посмотрев на другого,

               Чтобы задеть Телемаха,  гостей высмеивать стали;

375.        Каждый из юношей гордых к нему обратился надменно:

              «Нет никого, Телемах, у кого бы несчастнее были

               Гости, чем у тебя!  Что за нищий бродяга вот этот

               Пьяница гость и обжора,  в ремеслах несведущий вовсе,

               Как и в деле военном:  земли бесполезное бремя!

380.          Этот еще другой какой-то вздумал пророчить!

               Было бы лучше, когда бы меня захотел ты послушать:

               Мы бы этих гостей,  на корабль многовесельный бросив,

               Выслали  их  к сицилийцам   [42]  :  имел бы ты прибыль большую!»

                     Так женихи говорили.   Но он без вниманья оставил   [43]

385.        Эти слова их  и  молча  смотрел на отца, ожидая

               Знака, когда женихов обнаглевших начнет избивать он.

                   Благоразумного старца Икария дочь Пенелопа,

               В комнате сидя напротив палаты на стуле прекрасном,

               Слышала все, что в палате тогда женихи говорили. 

390.             Тою порой женихи,  заколов очень много животных,

               Пир приготовили в доме приятный и всем изобильный.

                   Ужин однако  не стал веселее  другого,  который

                 Им вознамерились скоро уже приготовить  богиня

                 С мужем могучим  за то,  что преступное  те  замышляли.   [44]

 



[1]        к   стиху 4  :

             Эвриному  почему-то здесь  Жуковский  заменил Эвриклеей.

  

[2]       {     к   ст.  7   :   

                 ‘…блудили…’   (Шуйский) -   достаточно точно :

            греч. текст  (причастная форма) -   ‘ἐμισγέσκοντο’;

Жуковский :   ‘Жившие в тайной любви с женихами …’ ;

Вересаев :       ‘Бывшие также и раньше в любовной связи с женихами’  }

 

[3]       к  ст.  9  :

     «Вся его внутренность пламенем гнева зажглась несказанным».

Жуковский  часто по-своему передает образы и описания гомеровские, как и здесь, вместо :

« у него в милой (его)  груди  взволновалось сердце».

 

[4]           к  ст.  37  и  сл. :

         « … но сердцем я крепко
          (В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная … »
  Это  у  Жуковского  очень далеко  от подлинника, где сказано :

« … ты как следует сказала;  но почему у меня душа в теле  думает  (тревожится)  о том, как… »

   Гомер,  да и несколько позже  древние греки  «до Алкмеона  Кротонского  в  VI в. до н.э.», по словам проф. Ф.Зелинского  (см. его «Древнегреческую  литературу эпохи  независимости», ч.II, образцы, 1920г., примечания на стр.39), «считали  грудь  ( а не голову)  вместилищем  разума ».

 

[5]                 к  ст.  43 и др.  :

            « … Как мне спастися от мщенья родни их? … »

     Это Жуковский  развивает, развертывает то, что  в подлиннике сказано кратко:  «Куда мне скрыться?»

 

 

[6]          к   ст.  54   :  

      « … затворила дремотой  Очи … »   Это - образ Жуковского,   у Гомера же  «сон на ресницы навеяла».

 

[7]           к  ст.  66 :

            «Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею … »   Так  {Жуковский}  назвал дочерей Пандарея{греч.  «Πάνδαρος»},  ничего общего  не имевшего с героем Илиады Пандаром { греч.  «Πανδαρ» }   ({и} в XIX п., ст.518  этого Пандарея   Жуковский назвал  Пандаром ).

              О старшей дочери Пандарея рассказано в предыдущей песне ;   две другие, о которых здесь рассказывается, назывались Меропой и Клеотерой.

 

[8]          к   ст.   71  и   сл.  :

             « … Артемида пленительной стройностью стана  Их одарила … »  

    Так Жуковский вносит, по своему обыкновению, добавления  и изменения;

здесь   у   Гомера   сказано :    «Артемида святая (непорочная, целомудренная, девственница)  дала им  рост (высокий)».

 

[9]         к   ст.   75  и  сл.  :

          «... Зевес громолюбец, который, все ведая в мире,
            Благо и зло земнородным по воле своей посылает … »   {Жуковский}.
      По Гомеру же  Зевс лишь знает,  что  кому  суждено.   Жуковский  возвеличивает  Зевса.

 

[10]         к   cт.   82   :

         «Прежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу».

     Так формулирует слова Пенелопы Жуковский;    у Гомера несколько иначе :    

«чтобы даже и не думать (ни в каких мыслях не радоваться)  о худшем  муже». 

 

[11]        к  ст.  105   и  др. :               

          «Слово же первое он от рабыни, моловшей на царской
       Мельнице близкой, услышал; на мельнице этой двенадцать
       Было рабынь, и вседневно от раннего утра до поздней
       Ночи ячмень и пшено там они для домашних мололи.
       Спали другие, всю кончив работу;   а эта, слабее
       Прочих, проснулася ране, чтоб труд довершить неготовый.
       Жернов покинув, сказала она … »     {Жуковский}

  Итак, эта рабыня,  слабее в работе других,  как утверждает Жуковский, раньше проснулась, чтобы окончить вчерашнюю работу.  В действительности же (по Гомеру) она осталась на работе, когда остальные ушли, и поэтому была изнурена больше других;  она не проснулась, так как еще не засыпала.

На  мельницах мололи ячмень и пшеницу,  а не пшено, как утверждает Жуковский;

мельница не названа «царской», как у Жуковского,  а  -  «пастыря племен».

    В  XX-ой п.  слово  «басилей» у Гомера встречается всего  три раза,  но без отношения к Одиссею или какому-либо определенному другому лицу,  вообще:

«похож на басилея» (194), 

«боги посылают горе даже басилеям (196)  и 

«я убежал бы к одному из других могучих басилеев» (222). 

    У Жуковского  в этой песне слов «царских»  имеется девять.

Четыре раза он так  добавочно  от себя,  именует Одиссея:

1) «в жилище царя   Одиссея»  (l16),

2) «о царе Одиссее» (205)
3) «о благодушный, великий мой царь!» (209,  вместо : «Сильно мне жаль Одиссея беспорочного»),

4) «... разделить уж богатства  царя отдаленного (216,  вместо : «разделить богатства,  так как  долго   отсутствует   хозяин».
     В  221 стихе  Жуковский  правильно   назвал   «коров»,  добавив  от себя : «царских прекрасных»,   а  в  319 ст.  «в доме прекрасном»  изменил  «в священных  обителях  царских».

     Кроме  «царя»,  Жуковский  выдумал  и  «наследника»  (218  -  вместо    «сына»)

 

[12]          к   ст.   127  :

       Этот стих полное   повторение  551-го стиха XV-ой песни.

У Жуковского этот стих передан  по-разному, в частности, здесь:  «взял боевое копье, лучезарно блестящее медью»  вместо   -  «крепкое взял  копье,  заостренное острою медью».

 

[13]        к  ст.  136  и  сл.  :

            «С нею сидя, здесь вином утешался он, сколько угодно
            Было душе; но не ел, хоть его и просили.  По горло
            Сыт я, - сказал».

     В этой передаче Жуковского много фантазии.

«С нею» - добавлено.

Пищи  он  ел  много:  ее было достаточно.

 

[14]        {  к    ст.   141   :

                 «Спать не хотел на постели  с коврами прекрасными сверху »  (Шуйский точен:)        

   греч. текст   :   «… ἐν λέκτροισι καὶ ἐν ῥήγεσσι καθεύδειν»;

       (др.-греч. «Λέκτρον» – кровать, постель )

   Жуковский  :   «Спать на пуховой постели, покрытой ковром…» ;

   Вересаев      :   «Под одеялом на мягкой постели…»}

 

[15]         к   ст.  146  и  др. :

       У Жуковского   «На площадь, главное место …»

 361-ый   стих   начинается   опять   «На площадь должно его …»   

   Кроме того, сомнительны его ударения : 

«за метлы» (149),  «за козами смотрящий» (173)  и  «не имею я нужды» (364).

 

[16]       { к  ст.  152  :

               «кубки двойные» -  Шуйский точен :    греч. текст :  «…δέπα ἀμφικύπελλα…» }

 

[17]         {  к   ст.  166  :

                На наш взгляд, у Шуйского поучилась несколько  корявая фраза, хоть  и  близкая к греческому тексту :    « ξεῖν᾽, ἦ ἄρ τί σε μᾶλλον Ἀχαιοὶ εἰσορόωσιν,
                                                                     ἦέ σ᾽ ἀτιμάζουσι κατὰ μέγαρ᾽, ὡς τὸ πάρος περ» ;

      Жуковский  :   «Странник,  учтивее ль стали с тобой Телемаховы гости?
                                  Иль по-вчерашнему в доме у нас на тебя нападают?»

    Вересаев   :      «Странник, учтивее ль стали с тобою сегодня ахейцы

                               Или тебя по-вчерашнему здесь продолжают бесчестить?»   }

 

[18]       к  ст. 174-175  :

    Эти   два стиха  -  повторение  213-214-го  стихов  XVII-ой песни.

    Стих 178-ой   -  повторение  66 стиха  XIX -ой  песни.

   Стихи  199-200  - повторение  122-123 -го  стихов  XVIII-ой песни.

 

[19]     {  к   ст.  176  :

              Часто повторяем, яркий гомеровский образ : «звучащая галерея» - так у Шуйского.

      Греч. текст  :  «… ὑπ᾽ αἰθούσῃ ἐριδούπῳ»  -  «под портиком (галереей)  гулкой …»     

      Жуковский  :  « … под кровлей сеней многозвучных»

       Вересаев     :  «Под колоннадою гулкой … »    }

 

[20]    {  к   ст.   186   :

     «Нетель» -  неотелившуюся,  т.е., вероятно,  молодую.

     Греч. текст  :  «βοῦν στεῖραν …» - «корову неотелившуюся … »

     Жуковский  :    «…с нетелившейся, жирной коровой» ;

     Вересаев      :    «…с коровой неплодною …» .   }

 

[21]      к  cт.  189  :

      «Коз и корову Филотий оставил в сенях многозвучных».

    Это неправильное утверждение  Жуковского, так как скот не вводят в сени;

у Гомера сказано:  «он привязал  к  галерее (к сеням)  звучащей».

 

[22]        к  cт.  201  :

       Этот стих полностью перенесен из Илиады (III-365), где его произносит Менелай.

 

[23]        к  ст.  204  :

          Гомеровский образ, часто у него встречающийся -  «слезами оросились у него глаза», -  Жуковский передал  по-своему :    «в глазах потемнело».

 

[24]         к    ст.  207  :    

        Этот стих -  повторение 540-го  и  833-го  стихов  IV-ой песни,    498-го  X-ой песни  и    44-го стиха XIV-ой песни  {Одиссеи}. 

   Все указанные места заимствованы  из  Илиады XVIII-61,   кроме самого начала  этого стиха.

 

[25]          к  ст.  227  :

      Этот стих с обращением Одиссея  к пастуху  коровьему – повторение   187-го стиха VI-ой песни с обращением Навсикаи к страннику (Одиссею).

 

[26]         к   ст.   229 :  

                 { «Выскажусь  я потому,  поклянусь я великою клятвой»   (Шуйский) }.

        Этот стих перенесен из Илиады (I-223) ;    разница лишь в разных по звукам  начальным словам,  семантически почти сходным.

 

[27]        к   ст.   230-231 :

            { «Зевсом клянусь я тебе и трапезой гостеприимной,

               И очагом Одиссея,  к которому прибыл теперь  я »    (Шуйский) }.

      Эти два стиха - повторение  158-159-го стихов XIV-ой песни,  а также 303-304-го стихов  ХIХ-ой песни,   где в конце первого из них внесено некоторое изменение.

 

[28]     {  к   ст.  249   :

               Шуйский  достаточно точен :   «… на стулья и кресла»  

              Греч. текст   :    « … κατὰ κλισμούς τε θρόνους τε» . }

 

[29]         к  ст.  249-251 :

     Эти три стиха - повторение  179-181-го  стихов  XVII-ой песни.

 

[30]           к  cт.  264  и  сл. :

       « … мой дом  не гостиница,  где произвольно пирует

          Всякая сволочь,  а дом Одиссеев,  царево жилище»  {Жуковский} 

{- это} вместо {того, что у Гомера} –

«это не общественный дом,  а  Одиссея, который мне его передал».

      Таким образом, энергичное выражение  «где пирует всякая сволочь», совсем не соответствующее Гомеру, целиком принадлежит Жуковскому, как и «царево жилище».

 

[31]          к  ст.  268-269 :

   Эти два стиха—полное повторение 381-382-го стихов  I-ой песни  и   410-411-го стихов  XVIII-ой песни. 

   Три стиха (284-286) — полное повторение 346-348-го стихов  XVIII-ой песни.

 

[32]        { к ст. 278 :

     Отметим здесь не совсем нам ясную, но вполне очевидную контрастную связь :  женихи пируют,  а горожане приносят жертвоприношения Аполлону  (вероятно, увязка с будущей меткостью стрельбы Одиссея ?)  }

 

[33]         к  ст.  301  :

                «Голову в бок,  избежал от удара... »

Жуковский стре­мится к 17-тисложному гексаметру,    иногда,    для    получения нужного слога, прибегая к разным   ухищрениям   (Зевс и Зевес, Афина и Афинея),  в данном случае даже к паразитическому «от».

 

[34]         к  ст.  317-319 :

        Эти три стиха—полное повторение 107-109-го стихов XVI-oй песни,

как и четыре стиха 322-325—полное повторение 414-417-го стихов XVIII-ой песни. 

  Большой отрывок (в 75 стихов) этой песни, с 320-го стиха  до конца, переведен  и  профессором Ф. Зелинским.

 

[35]        к   ст.  325-331 :

           «Я ж Телемаху  хочу  и  красе-Пенелопе открыто
             Слово сказать - и надеюсь, они его оба одобрят.

            В дни, когда ваши сердца согревала надежда златая,
             Что Одиссей многоумный в страну возвратится родную
            Было простительно вам, что вы ждали и ждать заставляли
            В доме своем женихов: оно выгодней было, конечно,
            Чтоб возвратился герой и вернул себе власть над чертогом».
    В этом тексте Зелинского отмечаю добавки «красе», «открыто», «согревала надежда златая», много замен и недостач.  Союз  «что», поставленный в начале 328 стиха, конечно, должен стоять где-то  на  безударном месте.  Двухсложные слова «его», «когда», «оно», «себе»  -  все с обязательным ударением на конце, поставлены в безударное положение.

  Таким образом, этот перевод Зелинского нельзя признать удачным ни по содержанию, ни по изложению.

 

            « В сердце своем вы доныне питали надежду, что боги,

              Вашим молитвам внимая, домой возвратят Одиссея» {Жуковский}.

   Что общего между этим двумя стихами Жуковского, религиозного поэта,     с соответствующими  у Зелинского  (327-328),    а также с подлинником, где сказано :  « пока у вас душа в груди  надеялась, что вернется Одиссей многоумный в свой дом…»

 

[36]         к  ст. 343-344  : 

     «Властным же  словом ее против воли  изгнать из чертога

      Долг не велит мне сыновий,  храни меня бог от насилья!» {Зелинский}

 Так переводит  проф. Зелинский,   изменяя гомеровское по своему вкусу: « Если  она  не  желает,  стыжусь  я гнать ее из дому принудительно:  этого и  бог не исполнит».

     Нужно признать, что Жуковский, не зная греческого языка,  лучше перевел это место через посредство немецкого языка,  чем  Зелинский, известный знаток греческого языка.    

     { «Дам ей подарков; но из дома выслать ее по неволе
          Я и помыслить не смею — то Зевсу не будет угодно»  (Жуковский)}

   Последний из этих стихов – повторение 399-го стиха XVII-ой песни.

 

[37]        к  ст.  347 :

         «Точно чужими  они  челюстями   смеялись …»  {Зелинский}

     В примечании   к этой строчке  проф. Зелинский   говорит :  «Я дал на… Продолжение »

Сделать бесплатный сайт с uCoz